ложась спать, никогда не знаешь, где обнаружишь себя поутру
Все началось тогда, когда были выкованы кольца (с)
То есть, о чем это я. Все началось с того, что братец страдал, а тут весь такой я внезапно тоже одинокий и страдающий, и братец не преминул предложить разделить сию горькую участь на двоих. Страдали мы дискретно, ибо все стремление к возвышенным мучениям нарушались разнообразными лулзами. Вот, к примеру, шел я за кофием. Шел я, горя не знал - ну, почти, - в одной руке телефона с воплями Лая на том конце провода, в другой - чашка с кофейной гущей (кстати, до сих пор стоит рядом, предательница). Значит, захожу я темный переулок не-своей квартиры, протягиваю руку с чашкой, дабы включить свет на кухне. Вслед за щелчком следует дикий вопль, чашка опасно накреняется и на линолиуме оказывается несколько самых смелых и стремительных кофейных капель. Дикое любопытство и недоумение влечет меня к источнику звука, я захожу на кухню, и о! экспрессия! немая сцена! D: вижу Ваню с К. у которых вроде бы свидание, романтическая обстановка, свечечка, винцо, распахнутые полы халата и "ололоподстава" в глазах. Сию же минуту я спешу ретироваться, попутно пытаясь отодрать руку от лица. Я выключаю свет, но черт подери, ошибаюсь местом. Свет выключается в ванной, где находится маман. Раздается одиночный вопль полный тоски и печали. Мои пальцы исполняют неконтролируемое мозгом стакатто, пока вопль не сливается в хор, я не роняю телефон, тут же разлетающийся голосом братца на несколько частей и не начинаю нервно хихикать, возвращая все на место, и клянясь никогда на кухню без сигнала тревоги не заходить.
Лай перезванивает, заливается смехом как ненормальный, бьет кулаком по столу, я печально утверждаю, что лох - это судьба.
Страдания продолжаются. Страдания нагнетаются. Страдания сгущаются. На фоне поет великолепная Адель. Изредка ей пытается подпевать великолепный Лай, но это мешает ему страдать, поэтому подпевает он редко но метко.
Страдания заканчиваются стремительно! непонятно чем спровоцированный очередной приступ ржача заканчивается тем, что мы начинаем орать лет ит сноу, которое потом адски заедает у обоих. Лай поет, Мей шморгает, сипит и безбожно фальшивит. Где-то на обратной сторонеканвы жизни 
Земли умирает бабочка икают Колфер и Даррен.
Страдания продолжаются, и снова заканчиваются. Лай робко говорит, что хуетень про канву жизни находится в едва ли - да что там едва ли, в каждом моем тексте. Он говорит это мило и приятно, смущаясь и сбиваясь и стараясь не обидеть, но я то слышу! ТЫ! МУДАК! ЗАЕБАЛ СВОЕЙ КАНВОЙ!!! Ваще я хочу сказать, что Лай - толерантная няша, и на его бы месте я бы уже давно дал себе в щи)
Мы дружно страдаем, нищасный Лай курит в ванной... ох, вы представляете себе эту грустную картину? Одинокий Лай, опирающийся на кафель глядит на унитаз без крышки и курит Мальборо. мммм, я весь дрожу
и тут ВНЕЗАПНО мимо проходит мать, выключает в ванне свет, Лай сидит охуевает, Мей охуевает, все охуевают... ЭТОГО НЕ БЫЛО В СЦЕНАРИИ, ВОН СО СЦЕНЫ! Подосрали так подосра-а-али.
Не буду распинаться о историческом подтексте фразы "никто не знает, как яростно ссыт тот, кому поебать". Не буду. Но. Вы только вслушайтесь в её эпичность, мелодичность, переливчатость слога... >DD
А потом начались адские перманентные страдания, Лай удалял свои тексты и печалился, я рыдал над некоторыми из них, жрал печеньки, пил чай, и рыдал - ах, да, я же говорил, на фоне по-прежнему пела великолепная Адель.канва жизни все плелась 
Потом я дрочнул на НикоЛая, написал свой первый драббле по, и был гоним братцем писать этот адский отчет... Пользуясь случаем, спешу заявить: Лайчик! киса! моя нормальность серьёзно пострадала! нет во мне больше добродетели! (с)
Ваще он пуська-Есь, а вы мудаки. Есей надо любить и лелеять.
За сим прощаюсь.
То есть, о чем это я. Все началось с того, что братец страдал, а тут весь такой я внезапно тоже одинокий и страдающий, и братец не преминул предложить разделить сию горькую участь на двоих. Страдали мы дискретно, ибо все стремление к возвышенным мучениям нарушались разнообразными лулзами. Вот, к примеру, шел я за кофием. Шел я, горя не знал - ну, почти, - в одной руке телефона с воплями Лая на том конце провода, в другой - чашка с кофейной гущей (кстати, до сих пор стоит рядом, предательница). Значит, захожу я темный переулок не-своей квартиры, протягиваю руку с чашкой, дабы включить свет на кухне. Вслед за щелчком следует дикий вопль, чашка опасно накреняется и на линолиуме оказывается несколько самых смелых и стремительных кофейных капель. Дикое любопытство и недоумение влечет меня к источнику звука, я захожу на кухню, и о! экспрессия! немая сцена! D: вижу Ваню с К. у которых вроде бы свидание, романтическая обстановка, свечечка, винцо, распахнутые полы халата и "ололоподстава" в глазах. Сию же минуту я спешу ретироваться, попутно пытаясь отодрать руку от лица. Я выключаю свет, но черт подери, ошибаюсь местом. Свет выключается в ванной, где находится маман. Раздается одиночный вопль полный тоски и печали. Мои пальцы исполняют неконтролируемое мозгом стакатто, пока вопль не сливается в хор, я не роняю телефон, тут же разлетающийся голосом братца на несколько частей и не начинаю нервно хихикать, возвращая все на место, и клянясь никогда на кухню без сигнала тревоги не заходить.
Лай перезванивает, заливается смехом как ненормальный, бьет кулаком по столу, я печально утверждаю, что лох - это судьба.
Страдания продолжаются. Страдания нагнетаются. Страдания сгущаются. На фоне поет великолепная Адель. Изредка ей пытается подпевать великолепный Лай, но это мешает ему страдать, поэтому подпевает он редко
Страдания заканчиваются стремительно! непонятно чем спровоцированный очередной приступ ржача заканчивается тем, что мы начинаем орать лет ит сноу, которое потом адски заедает у обоих. Лай поет, Мей шморгает, сипит и безбожно фальшивит. Где-то на обратной стороне
Страдания продолжаются, и снова заканчиваются. Лай робко говорит, что хуетень про канву жизни находится в едва ли - да что там едва ли, в каждом моем тексте. Он говорит это мило и приятно, смущаясь и сбиваясь и стараясь не обидеть, но я то слышу! ТЫ! МУДАК! ЗАЕБАЛ СВОЕЙ КАНВОЙ!!!
Ваще я хочу сказать, что Лай - толерантная няша, и на его бы месте я бы уже давно дал себе в щи) Мы дружно страдаем, нищасный Лай курит в ванной... ох, вы представляете себе эту грустную картину? Одинокий Лай, опирающийся на кафель глядит на унитаз без крышки и курит Мальборо. мммм, я весь дрожу
и тут ВНЕЗАПНО мимо проходит мать, выключает в ванне свет, Лай сидит охуевает, Мей охуевает, все охуевают... ЭТОГО НЕ БЫЛО В СЦЕНАРИИ, ВОН СО СЦЕНЫ! Подосрали так подосра-а-али. Не буду распинаться о историческом подтексте фразы "никто не знает, как яростно ссыт тот, кому поебать". Не буду. Но. Вы только вслушайтесь в её эпичность, мелодичность, переливчатость слога... >DD
А потом начались адские перманентные страдания, Лай удалял свои тексты и печалился, я рыдал над некоторыми из них, жрал печеньки, пил чай, и рыдал - ах, да, я же говорил, на фоне по-прежнему пела великолепная Адель.
Ваще он пуська-Есь, а вы мудаки. Есей надо любить и лелеять.
За сим прощаюсь.