Я убегаю.
Скукоживаюсь.
Исчезаю.
Прости.

ищи меня у себя под ногами
чуть что

---

Скучать - стремно. Помнить - стремно. Любить тоже стремно.
Я хочу скукожиться обратно в акустику твердой раковины и не вылазить оттуда до конца света, вдыхая через трубочку ветер чужих знаний.

---

сладкие шестнадцать.

а от меня вам — балалайка.


чуть-чуть адресного.

1.

1.
вот уже второй год я сажусь 24 апреля за новую запись в дайричке, беру свой вожделенный эпиграф из какого-то запавшего в душу стихотворения Бродского и начинаю писать для Ёсими рассказ, и вот уже второй год я не дописываю чертов рассказ, и второй, кажется, год, извиняюсь за это перед ней - если в прошлом году я не постеснялась это сделать.
Ёсими, прости. с прошедшим Днем Рождения, и... когда-нибудь, я скажу тебе все, что хочу сказать.
будь счастлива.

2.

2. отец, я люблю тебя.

---

фмоб.
увел у Ваймса.

1. Откуда твой ник?
6b1 - это сокращение от индекса ГРАУ винтовки Драгунова. in for index.

2. Что читаешь в настоящее время?
"Бойню №5" Воннегута

3. Какая деталь внешности противоположного пола тебя привлекает?
лицо.

4. Идеальная работа это?
нравится + хороший доход (ц) Ваймс

5. Чего материального тебе не хватает в жизни?
денег.

6. Как назовёшь свою дочь?
-

7. А сына?
-

8. Ты склонен доверять всем и каждому?
нет

10. Есть люди, которые тебя безмерно раздражают?
да

11. А есть ли люди, которые не раздражают тебя вообще?
да

12. Если тебе будет негде ночевать, у тебя есть люди, которым без проблем тебя принять?!
not in this city

13. Ты когда-нибудь уходил из дома?
гулять

14. С кем бы хотел жить?
наверное, один.

15. В метро ты обычно стоишь или сидишь?
метро в Севастополе? не, не слышал.

16. Ссоришься с родителями?
дискутирую.

17. Пьёшь алкоголь?
иногда.

18. Болеешь часто?
с переменным успехом.

19. В твоей жизни был секс, после которого было противно?
нет

20.Ты можешь сказать, что с годами становишься умнее?
да

21. Одиночество тебя пугает?
нет

22. Любимый цвет волос противоположного пола?
брюнетки-рыжие.
а, противоположный. противоположный - похуй.

23. Знаешь московское метро наизусть?
нафига мне это?

24. Грейпфруты любишь?
да

25. Ты целуешься абы с кем в подворотнях?
было дело.

26. Допустимо, чтобы в паре мужчина был моложе женщины?
да

27. Любишь мороженое?
особенно летом.

28. Чай с сахаром пьёшь?
с сахаром - только черный с лимоном.

29. Любимое животное?
скошка.

30. У тебя много одежды?
больше, чем у мамы.

31. Способен ли ты выйти на улицу в грязном и старом?
да

32. Ты бываешь сам себе противен?
да

33. Тебе нравится современная мода?
не вся.

34. Что бы не смог простить любимому человеку?
я все прощаю.

35. Ты ненавидишь метро?
заебало метро в этом флешмобе.

36. У тебя есть машина?
стиральная.

37. Ты доволен своей внешностью?
нот бэд.

38. На велике гоняешь?
на воображаемом.

39. Если тебя в лицо назовут дураком?
сам дурак.

40. Способен ли ты за 5000 ЕВРО поцеловаться взасос со старой, вонючей женщиной?
я вспомню Рею и представлю, что в молодости она была жгучей красавицей. просто для интересу, на самом деле.

41. А вообще, за большие бабки стал бы работать от и до?
при большой нужде.

42. Каблуки - это красиво или неудобно?
и то, и то.

43. Бывало, что ты влюблялся невзаимно?
не похоже на то.

44. Кто должен эту анкету заполнить?
да, действительно, кто?

---

АТЕНШН!

<div align="center"><a href="http://fk-2012.diary.ru/p176045179.htm" target=_blank><img src="http://10pix.ru/img1/3968/7530387.gif"></a></div>

Унимание-унимание С:
Реборнофэндом на Фантдомной Битве!
Чем больше народу, тем лучше можно накуриться!))

@темы: гриборнова поляна

---

#зачтоялюблюсвоегостаршегобрата

[23:09:27] lie: ты встал?
[23:09:31] in6b1: да
[23:09:36] lie: пошел?
[23:09:41] in6b1: да
[23:09:44] lie: молодец
[23:09:44] in6b1: взял яйца
[23:09:45] in6b1: молоко
[23:09:46] in6b1: сыр
[23:09:47] in6b1: ыыы
[23:09:51] lie: отойди от компа и готовь гренки

---

#вещизакоторыеялюблюанечку

я: *куча ангста*
я: отака хуйня, малятки
Аня: ты ешь?
я: даааа
Аня: хорошо.

---

.

Система образования проела плешь в моем мозгу
этот неловкий момент, когда перед уроком ты знаешь две якобы основных, указанных в учебнике, формулы, а на уроке не можешь ни хуя решить. сначала я думала, что меня конкретно подводит мозг (нуачо), посыпала голову пеплом и катала голову по парте.
(нет, я не говорю, что я в этом не виновата. нет-нет, я не настолько взрослая)
просто когда никто не знает формул, но все знают теорию, понятное дело, что первая реакция - сжечь учебник, или утопить его в туалете на втором этаже, или, опять же, сделать что-то нелицеприятное. потому что в этом учебнике нет ни хрена, ни хренулечки, ни хренусеньки, ни малейшего намека на радостное будущее в свете полученного образования, а понятий там раз в стопиццот больше, чем формул.
ну да, никому ведь не нужна практика.

а вообще, я сама виновата.
что это я.

...

Севастополь меняет асфальт и растекается жаром.
Я читаю Брэдбери, и мне все дико лень.

@темы: убежавшее кофе Федоры Егоровны

---

У Дакоты сегодня День Рождения.

Пара слов про Дакоту:
1 она выражает чужие мысли так, что хочется сиюминутно бежать за шапочкой из фольги.
2 поэтому Дакота хлеще и лучше ноосферы, потому что ноосфера никогда не будет настолько прекрасной.
3 еще Дакота совершенно очаровательно троллит, она как легион анонимусов, только суровей - не забывает и не прощает.
4 я бы хотел сказать, что в душе она любит тюльпанчики и котят, но пальцы не подымаются. А вдруг это не так?
5 энивей, Дакота очень эмоциональна. И это здорово.
6 вообще, я плохо знаю Дакоту. Я думаю, она может представить меня как чувака с пакетом на голове, и от этого ничего не изменится, но! чилавег! будь счастлив! береги мозг смолоду! сопротивляйся неудачам! и всетакое.
уруру.

Ветер колошматил воду. Волны размывали берега из искусственного песка, взмывая над насыпями и доносясь до увядшей и пожухшей поросли, доставшейся прибережью от выматывающей и холодной зимы.
Зима была колкая - может, потому, что отопление в ветхом домишке работало только по выходным: расходование ресурсов Лаймы, штат Огайо, был ориентирован на работоспособных и трудолюбивых жителей.
Впрочем, холод можно было терпеть. Он не раздражал, ведь не на кого было раздражаться. И не злил - не на ком срывать злость. Эдакая идеальная идеальная тренировка духа, вроде той, в которой каждому обидчику полагалась золотая монетка. Желательно, настоящая. Человек, живущей на чердаке этого покачивающегося от ветра дома, кажется, помнящего еще войну между севером и югом, полюбил подобные штуки после выпуска.

( боксерская груша осталась в школьной раздевалке, Курт.
больше я не практикую агрессивные методы выплескивания гнева
ради прикола сходил на курсы риторики и полемики
такое же дерьмо )

В общем, молодой человек расширил границы своего терпения.
Расшатанная жилплощадь вообще многому учила.

( когда я впервые осмотрел эту комнату
я узнал её в себе )

Скрипучие полы прогибались под весом пыли, копошившейся под плинтусами и на почти невостребованной батарее, между старых картонных коробок с остатками скотча, за стеклами сервантов, закрытых от глаз гипсокартонной перегородкой. Владелец дома сделал все, чтобы его вспоминали поменьше и осуждали побольше, утрамбовал свое прошлое в стены бывших родными стен и свалил куда-то в Голландию, строить и бороться с ветряными мельницами, ежегодно покупать деревянные башмаки и сажать тюльпаны на заднем дворе.
В стенах были прорехи, и некоторые из них даже выглядели как окна.

Блейн переехал сюда летом, через месяц после выпуска, через месяц после того, как Курт сел в жаркий, провонявший потом автобус до Нью-Йорка. Он тогда, усевшись на место, припал лбом к теплому стеклу и смотрел на Блейна, не двигаясь, не махая белой рукой и не пряча глаза. Они просто смотрели друг другу в глаза: один - стоя на разогревшемся, пышущим едва ли не адовым жаром, асфальте, приподняв голову так, что солнце слепило глаза, мигая половиной из-за желтой крыши, другой - сидя рядом с тонкой темноволосой девушкой, её пальцы лежали на гитарных струнах, а в ушах звенел текущий по проводам кантри.
Это был последний момент в его жизни, когда единственным, чем их разделяло было стекло.
Но даже из-за него глаза Курта поблекли - совсем чуть-чуть, буквально на пол тона.
Автобус завел двигатель. Губы Курта шевельнулись в какой-то фразе, которую Блейн не смог разобрать, и это жутко его испугало. Шевелящиеся губы, дергающийся кадык и тишина, заливающаяся в душу холодной водой.
Курт хотел что-то сказать - но не мог.
Злая ведьма отобрала у него голос.

( - ты что-то сказал тогда. что?
- что приеду. я приехал )

На чердаке было две работающих розетки. В одну включался тусклый ночник, светящийся светом уходящего навсегда солнца; его абажур любил летних мух и незадачливую мошкару, которой повезло добраться до тепла.
Для другой Блейн принес тройник.
Вай-фай ловился из соседней дорожной забегаловки и из-за перебоев во связи разговаривать по скайпу с Нью-Йорком было невозможно, но они старались. Их голоса преодолевали преграды в километры и пропасти, они вылавливали нужные слова в помехах и запоздалых сообщениях, писали извиняющиеся сообщения, когда внезапно прерывалась связь.
Курт рассказывал многое о своих поисках себя.
Перед каждым разговором Блейн поспешно зашивал грудную клетку, чтобы Курт не нашел поводов придраться. У него была связка ключей от всех дверей, и будет гораздо лучше, если он ими воспользуется. А не войдет в открытые двери, чтобы потом мучиться, сравнивая себя с вором, крадущим чужое личное пространство.
Довольно странно, что он еще не понял, что у Блейна его попросту нет.

За время прибывания в Нью-Йорке, Курт приезжал трижды, и ни разу Блейн не пошел провожать его на автобусную остановку. Не потому, что боялся повторения застекольной немоты и не потому, что не хотел видеть, как из-под колес автомобиля пыльным шлейфом стелется время, проведенное вместе, которое Курт всегда оставлял за спиной.
Его мальчик умел избавляться от заплечных тягостей - и чтобы никто не видел, как он оставляет их на дороге, просил его не провожать. Говорил, что ненавидит прощания, скомкано чмокал его в щеку и выкатывался с лестничного пролета на Дорогу Резервуаров. Вытягивал вперед руку - звенели и трещали браслеты на запястьях, а потом изящно забирался в салон какой-нибудь легковушки, уезжал и очень старался не оборачиваться.

( Блейн слышал этот звон во снах
он как будто укоризненный )

Насчет добровольных визитов - как и во всех банальных историях, искренним был только последний.

Блейн тогда откопал на чердаке в родительском доме патефон, снял пластинку "Битлз" со стены, поставил громкость потише, чтобы не разбудить старую бабушку, живущую на первом этаже, ложащуюся спать ровно в полседьмого вечера и встающую в полседьмого утра, и уселся за книгу. Водохранилище за окном переливалось непривычным молчанием, и его звук вгрызался под кожу тревогой. С пустыря ветер приносил запах выжженных трав и дорожной пыли. Что-то звенело в воздухе - не предчувствие, скорее...
Курт. Курт звенел вместе с браслетами на своих запястьях, вместе с пульсом в его висках, вместе с легким скрипом патефона, и этот пока ирреальный, необъяснимый звук, сжимал ребра.
Курт пришел со станции пешком. Скрипнула входная дверь - кому нужна старая бабулька, живущая своим расписанием, и молодой гей, живущий в комнате на крыше. Чертов Карлсон.
Когда он шагнул на первую ступеньку, патефон замолчал.
Курт Хаммел, будущая звезда Бродвея, выглядел призраком уходящего навсегда лета. Его волосы были взлохмаченными - видимо, на улице прошелся мелкий неприятный дождь из тех, от которых прятаться хочется сильнее, чем от сносящего фонарные столбы урагана. Его волосы были взлохмаченными, запутанными, лишенными привычной укладки, и это делало его похожим на того Курта, который выскакивал из ванны с горящими щеками и влажными искусанными губами, наспех вытирался полотенцем и мигом заворачивался в простыню: не из стеснения, а просто так.

( они смотрели Шерлока и смеялись над этим )

Так вот, в глазах Курта плескался аделаидовый штормовой океан.
Он не застыл на пороге, как это было два раза до этого, не осмотрелся, подметив наметанным глазом любые изъяны и перемены,
( Курт любил находить изъяны )
просто двинулся вперед, навстречу застывшему в кресле с книгой и не-предчувствием, покалывающим под лопатками Блейну. Аккуратно забрал у него том Дюма - зашелестели пахнущие старостью страницы.
Поцеловал.
Блейн насторожился. Сидел и не шевелился со своими распоротыми ребрами и душой, которую не успел закрыть для Курта Хаммела, чтобы подарить ему очередную радость первооткрывателя.
Заметил ли Курт?
Он так и не решился спросить.
Пустырь всколыхнуло порывом ветра, и в волосы Курта вплелся запах жженного поля и дыма.
Он был похож на мальчика, которого он встретил на ступеньках в Далтоне: глаза блестят влагой, дрожат губы, ресницы отбрасывают тень на светлую радужку, потому что Курт по-прежнему прикрывает глаза, когда целуется.
Как в первый раз.
За исключением одного: у Курта-четыре-года-назад не было заплечных мешков, только мечты, и выкидывать их не собирался. Отказаться от мечты казалось преступлением похуже, чем убить человека.
В конце концов, человек без стремлений - как там говорили? - всего лишь вертикальная лужа?
Курт Хаммел вернулся за своей ношей и обнаружил её раскрытую для него грудную клетку, готовую к принятию душу.
Раскрытую, как в первый раз.
За исключением одного: у него были ключи, и они могли не только открывать.
Блейн обхватил его за талию и притянул к себе на колени, а Курт так и застыл в неудобной позе, в которую его усадили, не отрывался от губ, доверчиво обнимал за шею и раскрывался сам.
Вряд ли Курт осознавал, что это был едва ли не самый жестокий поступок в его жизни.

( у нашего курса тур по миру
лучшие из лучших

читай между строк, Блейн:
это как программа по защите свидетелей
даже если ты знаешь мое настоящее имя, то сможешь лишь смотреть
очень издалека )

Блейн никогда не таил обид.
На завтрак он сделал гренки с сыром.
На прощанье он поцеловал Курта в висок и отдал ему пластинку "Битлз".
Посоветовал хорошо питаться и не забывать, за всеми этими концертами, про сон.
Сказал:
- Я так горжусь тобой.
И захлопнул за ним дверь.

Курт долго стоял на обочине Дороги Резервуаров. В результате, ему удалось тормознуть школьный автобус, раскидывающий детей из вечерней школы по домам.
Блейн пил кофе и слушал тишину.

Через неделю он пил коньяк и слушал хриплый от алкоголя голос Себастьяна. Они пели "Бесконечные небеса", ели лайм, пытались делать лимо/лаймо!/над, смотрели какой-то старый черно-белый фильм, а потом Блейн почувствовал усталость, которая вязким киселем бурлила где-то в ногах и под коленями.
Заснул на плече у мистера Смайта.
На утро тот коварно подсунул чашку кофе в руки и дал коробок спичек, чтобы вставить их в глаза.
"Или куда захочешь".
Кое-чьи пошлые шутки вызывали ностальгическую улыбку. Кое-кто определенно знал, что делать.

( ты ведь не против, если я буду писать тебе письма?
ну или хотя бы делать вид, что это тебе, и я не нажму "сохранить в черновики" вместо "отправить"
или не отправлю, в очередной раз, в службу поддержки почтового сервиса.
Себастьян варит такой кофе, от которого глаза на лоб лезут
ну и я думаю на этом секрет успешной клубной жизни раскрыт )

Сейчас уже ранняя весна. Календарная.
Водохранилище пил солнечный свет, не пьянея. По краям берега жались друг к другу маленькие черные птенчики - они громко кричали.
Воздух наполнялся грозой, как медицинский шприц - вакциной.
Британи приходила и рассказывала, что весна приносит исцеление, что вместе с раскрывающейся природой раскрываются и человеческие души. Блейн напоил её бейлизом со сладким какао, дал в руки пакетик мишек гамми и сказал:
- Тошнит меня от раскрываний.
Британи посмотрела на него укоризненно, порывисто обняла и выскочила на лестницу.
На шее у неё болтался фиолетовый шлем с серебристым единорогом по центру.
Блейн улыбался.

Сегодня должен был приехать Купер. Он давно не получал никаких ролей, но по этому поводу не очень расстраивался.
Приезд брата волновал Блейна, потому что...
он сможет улыбнуться?
кому-то, а не единорогу на голове Британи С. Пирс?

Купер привез сидра и кожаный браслет с натянутой поверх его площади толстой нитью. Обвязал его вокруг Блейнового запястья, аккуратно завязал на узкий "бантик".
Долго не мог нарадоваться на то, что Блейн наконец перестал наносить на голову лю... гель.
Они смеялись.
От Купера пахло сигаретами и старым одеколоном с чуть древесным запахом, яблочным сидром и непрерывной дорогой. Той, которая рано или поздно приведет Купера туда, куда он захочет.
- Скажи, ты считаешь себя взрослым? - поинтересовался Блейн, укладывая голову на его плечо.
- А сейчас ты спросишь у меня, в чем сила? - парировал Купер без улыбки заглядывая в карие глаза брата.
- Нет, ну... - Блейн съехал по широкой груди и уложил голову у Купера на коленях, посмотрел вопросительно снизу вверх. - Мне серьёзно интересно.
- Тебе интересно, как много ты сможешь бросить, чтобы чего-то достичь, не так ли? Дело не в моей взрослости.
Блейн вздохнул.
- Вот поэтому я и говорил, что не нужно тебе нифига в колледж. У тебя в голове - вакуум, братишка, - Купер постучал ему по лбу. Блейн нахмурено свел брови. - Шучу. На самом деле, ты только и делаешь, что мыслишь законами физики. За спиной ноша - тяжело. Уменьшить массу нельзя - ноша обидится. Увеличить скорость тоже нельзя - слишком многое придется пропустить. Ты бы мог полететь, но у тебя нет реактивного рюкзака, как у главного героя GTA, правда? А о том, чтобы её бросить, я так погляжу, речи вообще не идет.
- Нет, слу... - попытался возразить Блейн, но Купер положил ему палец на губы. Это было странно.
- Ты мне вот что скажи: ты двигаться вообще пробовал? Потому что, по-моему, ты стоишь истуканом и ждешь с моря погоды. А её не будет, - взгляд Купера стал жестковатым, - никогда не бывает.
- Я понимаю.
- Понимает он. Кхм. Подай-ка сидр.
- На. Купер, а...
- Брат. Слышал про лимит добрых дел? - Купер взлохматил ему волосы. - Он исчерпан.
- Зануда.
...
...
- Купер?
- Что?
- Я полежу так еще, ладно?

( привет, никуда
мои ребра уже не болят
я все еще не уверен, что расслышал тебя тогда. )

Весенние бури пришли с запада - было влажно, пахло озоном и разливающимися потопами.
Внизу зазвонил телефон.
- Ох, ну никак покою не дают, что ж такое-то? - заохала старушка и поковыляла к телефону, держась за поясницу. Топ-топ, пол прогибается под костлявыми ступнями и узкими щиколотками.
Прозрачная женщина становится связующим звеном.
Цепь замыкается.
- Эй, мальчик! Тебя к телефону! Такой приятный голос у этой девушки... неужели за голову взялся, черт бы его побрал... А? Что? Не девушка? Какое-какое сопрано? Мальчик, избавь меня от любезностей с этим орущим существом! Смотри, не скатись с лестницы, ишь как побежал...
- Спасибо, - Блейн выхватил из цепких пальцев трубку.
Старушка Магда пригрозила ему маленьким кулаком и пошла в кухню, шелестя своими многочисленными юбками.
Блейн глубоко вздохнул.
За окном полыхнуло.
- Алло?

@темы: glee, кусок филантропа, слова

---

Название: 1000 иголок.
Персонажи: Шоичи, Бьякуран, Нозару.
Рейтинг: PG.
Предупреждения: глюки, странностиль.

С детства Нозару был ловким и быстрым мальчиком. Пока его милейший папаша распоряжался, чтобы в ближайшем будущем наследник преклонил колени перед Арией Джильо Неро, сынок бегал по тротуару приморской улочки Палермо, стараясь живее переставлять ноги, чтобы не упасть и не выкатиться на проезжую часть (или к Тирренскому, через скучные, усеянные сорняком пустыри), дергал мелких черноволосых итальянок за косы и крал леденцы из колясок младенцев. Короче, был редкой занозой в чьей-то взрослой... душе. Куда такому в мафию, пусть и на попечительство самых добрых синих глаз в мире.
Ловкость пригодилась Нозару в будущем. Дикий, необузданный нрав урожденного сицилийского мальчишки вылился в средненькое, но довольно мощное пламя урагана, которое, начав бурлить в венах под тонким слоем обласканной солнцем кожи, ни при каких обстоятельствах не обретало покой.
Но в данный момент Нозару пригодилось не пламя, а то самое, приобретенное с детства умение быстро и безошибочно находить выход из любой Палермской задницы, в которую он попадал. А задница была приличной...
Семья Меллифиоре не радовала Альянсу глаз, но те терпели, стиснув пожелтевшие зубы до скрипа и вцепившись в накрахмаленные заботливыми женами манжеты рубашек.
У других семей терпения было поменьше, а глупости — побольше.
Кто-то из аутсайдеров прознал о дате и месте передачи важных для Семьи документов, кто-то из Кесаре или Спероне, и теперь сидел у Нозару на шее, нагло болтал ножками и требовал, чтобы он бежал быстрее.
Кажется, у него было пламя грозы. Чужое — от того, что знакомое.
Впрочем, Нозару тоже был один. Тезару отправили на какую-то "пабную миссию". Нужно было слушать и запоминать, не забывая при этом делать морду кирпичом и жрать пиво, как не в себя. Братец как раз подходил для такой работы. Крупный, грузный, загорелый до ушей — вылитый фермер на отдыхе, отправивший многодетную семью к теще в Рим. Да и тупить умел искусно — так, что всем вокруг верилось.
Острый уголок пластмассовой папки, в которой лежали документы, впивался под мышку. Нозару взмок — в начале августа солнышко грело сильно, словно хотело, чтобы к сбору урожая приступило несколько тысяч хорошо прожаренных яичниц.
Кесаре-Спероне наступал Нозару на пятки, на задники сношенных кроссовок, нагло дышал в спину и ужасно вонял жаждой денег.
Жаждой отгрести свою долю и смыться на месяцок куда-нибудь на Кипр.
Но хрен ему.
Нозару, резко затормозив, скользнул в тень арки — на её внутренней стороне дикий виноград переплетался со старыми глубокими трещинами. Из них сыпался песок, или штукатурка, или черт-те знает, что такое, но этим можно было воспользоваться, так что Нозару пальнул из пистолета в самую большую щель, быстро пнул стенку ногой, и дряхлая конструкция начала осыпаться.
Нозару побежал сквозь дворик. Вылетел на проезжую часть, едва не покатившись кубарем через капот пожеванного временем старого форда. Форд. В Италии. Кошмар и ужас.
До заправки - пол километра. Рядом с крошечным, отдающим провинциальщиной, магазинчиком, стоял непривязанный велосипед, казалось бы, перенесшийся сюда из начала века. Высокое сидение, низкий руль, корзинка, прикрепленная к багажнику - туда владелец наверняка собирался положить бумажный пакет со свежим хлебом и сыром.
А не судьба.
Ехать пришлось против ветра, а тот был горячим, пыльным и с каким-то искусственным сосновым привкусом на языке. Привкус Нозару не нравился — он был подозрительным, незнакомым, северным, в отличии от полыхающего вокруг лица жара, к которому он привык с детства. Педали негромко скрипели.
Папка под мышкой пропитывалась — насколько могла пропитываться чем-то пластмасса, — потом, вдавливала свой острый уголок ему под кожу, и держать руль в таком положении было крайне неудобно.
Вот она, обещанная Гаммой возможность вспомнить молодость. Детство.
Вдалеке замаячил алый навес заправки. Еще чуть-чуть, и Нозару сможет позволить себе облегченно вздохнуть.
Возле колонок обнаружилось две машины. Одна - крошечная, почти незаметная легковушка песочного цвета. Другая - автобус с тридцати четырьмя ребятишками, обсуждающими поездку на Сицилию, в край солнца и вкуснейшего лимонного мороженного, край моря и всего остального, что дома им, разумеется, недоступно. Ребра Нозару нехорошо сжались. Явственно ощущалась оперативная кобура возле сердца - жесткий ремень вдавливался в кожу.
Плохо. Дети — всегда плохо. Поэтому Нозару не хотел детей. И баб из-за этого не любил. И не хотел.
Тьху.
Песочный фиат приветливо распахнул двери, и оттуда вывалилось рыжеволосое, сдавленно ругающееся тело. Нозару подавил импульс нервно расхохотаться.
Ну, кто, скажите на милость, прислал принимать документы его?
Отчего босс так не ценит мозги своих подчиненных?
Твою мать, думал Нозару, вцепившись в зеленую папку.
— Твою мать, — пробормотал Шоичи.
Сзади визгнули тормоза.
— То есть, ты предлагаешь мне сесть в эту машину и уехать, пока ты будешь разбираться с моим преследователем? — поинтересовался Нозару. — Извините, что не на "вы", Ирие-сан, но...
— Да. Садись и езжай, - очки Шоичи блеснули на солнце.
Комично.
Нозару закатил глаза. Сел в машину, захлопнул двери. В конце-то концов, этот человек — правая рука босса. Ну не за красивые же глаза его взяли, правильно?
Мотор тихо загудел.
Правильно, думал Нозару. Ирие Шоичи - стратегический капитан Меллифиоре. Разумеется, о нем никто ничего не знал, но и так было ясно, что особых боевых навыков у него нет. Даже выглядит он хило со своей легкой сутулостью и выпирающими из-под светлой рубашки лопатками. Тюфяк как он есть, куда такому в боевку...
Нозару потряс головой: сам заварил, пусть сам и расхлебывает. Он свое дело сделал. Остался лишь, как любила поговаривать Айрис, красясь, последний штрих.

У Шоичи была собственная папка, синяя, но оставил её в машине. Отчеты о производстве хлебобулочных изделий одного из местных заводов, завернутые в знакомый всем школьникам зеленый пластик, подумал он, будет мешаться в погоне. А так как гнаться будет не он, а за ним, то это крайне невыгодно. И не целесообразно. И не любил он таскать в руках всякую фигню.
Тут, в отличии от охлажденной кондиционером температуре в машине, было тепло, даже душно. Рубашка прилипла к спине, стоило ему только вылезти из машины.
И Шоичи очень плохо переносил жару.
Фиат выпустил клубок вонючих выхлопных газов - нужно будет попросить механиков сменить клапаны, если машина доживет до ремонта, - и уехал в сторону, противоположную той, откуда появлялись пафосные черные и серые тойоты.
Шоичи было не видно за колонкой, и вышедшие из машин люди теряли время, оглядываясь. Кто-то разговаривал по телефону. Кто-то поправлял ворот рубашки или очки.
Шоичи глубоко вздохнул и побежал к желто-оранжевому автобусу, в который только что зашли нашумевшие и насорившие на стоянке дети. За открытыми окнами раздавались звонкие голоса.
Вошел. Показал пистолет и хмуро сдвинул брови.
Сказ о том, как ботаник террористом притворялся.
Дальше все пошло как по маслу - если подобную ситуацию вообще можно было признать приемлемой для удачи. Водитель поднял руки и ушел в салон, уселся рядом с веснушчатой блондинистой девчушкой на втором сидении слева.
Шоичи перебрался на водительское сидение и посмотрел в зеркало: дети испугано прижались друг к другу, стиснули крошечные пальчики в кулаки. Глаза блестели от слез.
Скоро начнутся истерики. Кто-то позовет маму.
— Пожалуйста, сядьте в проход между сиденьями, — громко попросил Шоичи и завел двигатель. — Сейчас.
Дети зашептались между собой. Постелили олимпийки и теплые кофты, выданные родителями на всякий случай.
Всякий случай случился.
Лучше бы им, конечно, лечь. И закрыть глаза. И считать воображаемых овечек на черноте закрытых век.
Шоичи неуверенно жал на педаль, и автобус разгонялся. Между противоположными окнами в салоне свистел ветер. Кто-то заткнул уши пальцами. Светловолосая девочка, оставшаяся сидеть рядом с водителем, уперлась взглядом в книгу. Фантастика. "Аэлита", кажется. Наверное, это была его дочь.
Если начнется стрельба, она погибнет первой.
Пистолет Ирие выложил над приборной панелью, чтобы тот был на всеобщем обозрении. Кобура на бедре почти утратила вес, и от этого стало как-то тревожней.
Дети вытеснили из его мыслей главное. Важные документы, на которые посягнули неизвестные, не вхожие в Альянс семьи — довез ли их Нозару до аэропорта? Билеты были давно куплены. Все, что от него требовалось — сесть на нужный рейс и не попасться. По идее, после выполнения миссии, он должен был отзвониться Гамме, а Гамма, в свою очередь, позвонить — ну, или хотя бы сбросить унылую смс-ку, — ему. Вот только Гамма сейчас занят, решает проблемы сотрудничества с семьями, которые отвернулись от Джильо Неро после соединения с Джессо.
Оно-то и неудивительно.
Гамма, Генкиши... Генкиши в роли дипломата. Шоичи сдавлено и нервно хихикнул, но мигом вернул на место постную, чуть угрожающую рожу. Лучше быть злобным захватчиком, чем захватчиком-психом.
Издалека послышался визг шин, срывающихся с места. Все-таки дошло.
Зеркальные дети в панике озирались и прижимались друг к другу еще ближе.
Шоичи бы продал душу за реальность, в которой они — лишь выдумка его подсознания.
Надо было приказать им выключить телефоны: для полного счастья ему не хватало только полиции на хвосте. Да только понятно было, что забирать у этих детей последнюю связь с миром и техникой - все равно что отбирать подаяние у нищего. Додуматься до того, чтобы позвонить по нужному номеру, они смогут лишь тогда, когда перестанут держаться друг за друга. А это случится, когда все закончится.
Первая пуля пробила зеркало заднего вида за несколько сантиметров от его виднеющегося в окне левого локтя. Дорога и полторы машины сзади пошли трещинами, асфальт гротескно перетек в небо. Вспорхнувшие с обочины степные птицы разрезались черными полосами.
Ладно, стреляют они не очень.
Но Шоичи согласен проглотить свой галстук, если пистолет - их единственное оружие. Потому что иначе их выходка была совершенно бесполезна. Если, разумеется, среди них нет Занзаса.
Живот скрутило в судороге как раз тогда, когда зазвонил телефон.
— Да.
— Шоичи?
Впереди виднелся резкий поворот направо. Шоичи зажал трубку между плечом и ухом и вывернул руль обеими руками. По встречной полосе пронесся автомобиль, а отдача горячего воздуха из-под колес была такая, словно мимо, громыхая, проехала фура. Или старый товарный поезд. Шоичи закашлялся от пыли.
— Шоичи?
— Я вас слушаю, — наконец произнес он.
Повисла пауза. Выстрелили в правое зеркало.
Самое время подозревать подвох.
У них только пистолеты.
— Выбирайся оттуда, — голос у Бьякурана был тихий и страшный. — Немедленно.
— Но вы же...
— Это приказ.
Шоичи потер глаза и устало хмыкнул:
— Вот было бы здорово, если бы ты перестал быть упрямой скотиной хотя бы на пять минут. Что произошло? Мне передали задание — перехватить Нозару с необходимыми документами. Ему сели на хвост. Я дал ему машину, на которой приехал.
— И сейчас ты едешь в автобусе, полном детьми, по трассе, которая через десять километров уходит в море? Или тебе посчастливилось, и ты наконец-то спер вездеход?
А бабки у подъезда все знают...
Было бы это на года три раньше, Шоичи бы обиделся. Вездеход — одна из тех детских мечт, которые никогда не сбудутся, но и никогда не забудутся. Впрочем, тогда он собирался высадиться на нем на Луну.
А море... Он так и не узнал Палермо по-настоящему, да?
— Всегда знал, что когда-нибудь ты повесишь на меня маячок.
Странно. Живот болеть перестал, пульс перестал отплясывать чечетку в сонной артерии. Разве что лоб покрылся испариной, да во рту пересохло - но это стандартная реакция организма на жару.
Откуда в нем эта нерациональная вера в то, что все обойдется? Ведь не обойдется же.
Видимо, это заразно, подумал Шоичи, и понадеялся, что зараза выветрится.
— Все началось с того, что тебе было слишком сложно искать меня в библиотеке МТИ.
И голос чуть-чуть дрожал.
Бьякуран почувствовал. Всегда чувствовал.
— Меня опередили, — его голос опустился на пол тона. Шоичи представил: великий и ужасный шеф Меллифиоре сидит в своем выбеленном до синевы кабинете ("Нужно же соблюдать имидж"), упершись локтями в безумно! ужасно! неудобный стеклянный столик, и говорит скорее со своим бледным отражением, чем с ним.
— Кто?
— Кесаре, — было слышно, как Бьякуран усмехнулся.
Шоичи усмехнулся тоже.
Взглянул в единственное оставшееся зеркало заднего вида: видимо, кому-то приспичило дать ему фору. Жаль, что ненадолго. Левая обочина уходила вниз — пологий склон вел к маленькой пригородной деревушке. Моря здесь не было, зато наверняка поили отменным виноградным соком. И могли научить плести корзины.
Он плавно затормозил, открыл обе двери, обернулся и кивнул, мол, незапланированный ускоренный тур по Палермо закончен, собирайте манатки и выметайтесь. Нет. "Выходите". Это, может быть, последняя поездка в его жизни. Нужно быть вежливым и излучать любовь, чтобы в следующей жизни злодейка-карма не сделала его ослом.
Упрямым, как...
Дети вывались на улицу разделившимся на два организмом, побежали по вспаханным линиям рыхлой земли, между вьющимися вверх по ржавым "подвязкам" виноградникам. Водитель с дочерью — она же дочь, верно? — выходили последними. Шоичи наскоро извинился, но поймал лишь беглый темный взгляд, брошенный тем на его пистолет. Девочка кивнула и робко взмахнула ручкой. Пальчики задвигались - словно забегали по клавишам. В уголках губ собрались лучи северного солнца. Датчанка, наверное.
Впрочем, какая разница.
Шоичи закрыл двери и вдавил педаль газа в пол.
— Значит, номер маячка подсунули тебе, чтобы как следует поволновать? - поинтересовался он и выдохнул. Дети спасены, а его фора заканчивается.
— Вроде того. Демонстрация своей власти и прочая неинтересная психологическая хрень.
— Ясно.
Помолчали.
— Нозару, кстати, перехватили.
Шоичи передернуло.
— Он жив?
Бьякуран мягко рассмеялся, и от этого смеха в горле появился ком.
— Шо-чан.
— Что?
— Тебе не место в мафии.
— Знаю.
— Самое время уйти. Сделаешь вид, что свалился в море. Я все подчищу. Буду навещать тебя по вторникам и пятницам и отбивать руки за неправильную варку кофе.
— Сурово.
— Так что?
— Уйду, если ты бросишь свою идею масштабного проектирования, - Шоичи закашлялся. Пыль с дороги залетала в нос и рот — благо, глаза были прикрыты стеклами очков. Наконец-то заклокотало в груди: то ли от страха, то ли от из ниоткуда нахлынувшей горечи. Хотя почему — из ниоткуда. Шоичи смирил усталым взглядом трубку и переложил её на другое плечо. — И так как ты не собираешься этого делать, лучше скажи, где ближайший поворот. Желательно, не в море.
— Полтора километра.
— Отлично. Значит, документы у них...
— Разве я такое говорил?
— Это же очевидно, - пробормотал Шоичи, поймав себя на том, что срывается на лекторский тон. - Они доминанты. Любят показывать свою силу, власть и отсутствие комплексов на почве недоразвитости. Следовательно, идея того, что украденные документы они возьмут в погоню за их почти-носителем, весьма разумна. И задание выполнили, и человека прихлопнули. Все счастливы. Логика же. Ни капли неинтересной психологической хрени.
Бьякуран молчал. Шоичи надеялся, что он думает над его словами, а не молча жрет зефир, чтобы не нервничать и не злиться. Джессо ненавидел, когда что-либо выходило у него из-под контроля, и пример такой ситуации разворачивался перед ним в полной своей красе.
Автобус был тяжелым и неманевренным, но на повороте его удалось развернуть относительно легко. Шоичи вырулил на встречную — хотя теперь уже нет, — и поехал навстречу людям из семьи Кесаре.
Отличающихся умом и сообразительностью.
Черт возьми.
— Бьякуран-сан... Бьякуран.
— Никогда не нравился этот суффикс, — фыркнули в трубке.
"А то я не знаю", - подумал Шоичи.
— Пообещай мне кое-что.
— Ммм?
— Как только ты начнешь думать, есть ли что-то еще за тем, к чему ты стремишься, остановись. Потому что там нет ничего. Хотя бы в этом мире.
— Потому что в другом будешь ты, который, как друг, товарищ и брат, прольет на мою грешную голову свет истины? - поинтересовался Бьякуран.
Такие интонации у него Шоичи слышал впервые. Интонации человека, который раз за разом делает одни и те же ошибки, но, забывшись в конце, вынужден повторять все снова.
— Вроде того. Сила действия...
— ...всегда равна силе противодействия, - снова смех. — Да, я обещаю.
— Не верю. Подымай мизинец правой руки.
— Ты меня не заставишь. Я католик! Эти ваши языческие штучки!
— Мое обещание, что хочу, то и делаю, - угрожающе произнес Шоичи. - Поднял?
— Да.
— "Если я не отступлюсь, когда пойму, что дальше ничего нет, то проглочу тысячу иголок!" - Шоичи поднял вверх свой мизинец.
— Если я не отступлюсь, когда пойму, что дальше ничего нет, то проглочу тысячу иголок. Обещаю, - эхо с голосом Бьякурана — в другой раз он бы посмеялся. Или вздрогнул. Сейчас пришлось вцепиться пальцами в руль и сжать зубы.
Если Бьякурану можно верить, то этот мир спасен. Весь — только Шоичи этого не увидит.
— Я надеюсь, ты не скрестил пальцы, — он растянул губы в улыбке. Мышцы лица словно превратились в резину. На горизонте как раз появились темные точки тойот, мчащихся навстречу, а в глазах плыло. Жара словно исчезла — кончики его пальцев стали холодными. Уж не с покойником сейчас разговаривает Бьякуран? А если и да, то считаются ли обещания, данные покойникам, действительными? Судя по многочисленным фильмам ужасов — да.
— За кого ты меня принимаешь, Шоичи?
— Я помню, как красочно ты отмазывался, когда не хотел идти на пары.
— Да, я... тоже. Помню.
До тойот оставалось около пятидесяти метров. Шоичи проехал еще пять, приблизился к краю обочины и резко нажал на тормоза — зад автобуса резко повернулся в сторону приближающихся машин. На выжженном до кремового цвета асфальте остались темные следы шин.
— Спасибо, — тихо шепнул Шоичи.
Левая тойота врезалась в зад автобуса. Разлетелись листы из чьих-то тетрадей, щепки, металлические осколки. Большой кусок стекла полетел прямо на Шоичи, врезался в ребро лежащей на руле руки.
— Спасибо, — успел повторить Шоичи.
Брызнула кровь. Центральная прошла сквозь середину салона. Вырвала кресла с корнем. Видимо, кто-то успел нажать на тормоз, потому что машина застыла, смяв стенку автобуса до половины. Правый, видимо, сохранил остатки мозга, но объехать Шоичи ему бы никак не удалось, поэтому пришлось резко тормозить. И затормозил, едва не вырвал дверцу, заорал, едва выйдя из машины. У Шоичи кружилась голова и он не мог разобрать слов.
Внезапно, на фоне окружающего шума, раздалось очень отрывисто и тихо:
— Я буду ждать.
Выстрел - пуля прошила крошечную дверцу бензобака.

Бьякуран видел, как на экране три точки отлетают от главной, горящей тревожным алым, примерно на три метра. Алая и та, что подъехала поближе, гаснут.
Его затошнило. Пульс вялый и какой-то мертвый, грудь словно стянуло путами Пламени Тумана. Такое же бесполезное, беспомощное чувство. Он набрал диспетчера в ангаре, которому никогда в жизни не звонил, сообщил координаты и попросил доложить о выживших. Диспетчер поспешно с ним согласилась, но голос у неё был какой-то настороженный — еще бы, с просьбой о воздушном транспорте позвонил сам босс. Какое счастье.
Хотелось курить.
Когда-то он пообещал Шоичи бросить, а тот купил ему "контрольную пачку", которая теперь лежала в нижнем ящике стола, за смешными карикатурами на членов Альянса и какими-то детскими журналами, которые когда-то подарила ему Блубелл. И говорил — долго и внушительно, — о том, что когда он откроет эту пачку, наступит ужас и Израиль, клингонцы захватят Землю, а Харуки Мураками переедет жить в Россию. И еще что-то про законы физики, но Бьякуран забыл. Забыл, а теперь пытался вспомнить, как будто какие-то фантазии Шоичи могли его вернуть.
Бьякуран снял верхнюю пленочку, открыл пачку, вытащил фольгу. Скомкал и выкинул в открытый ящик, взамен достав оттуда зажигалку. Подкурил. Сделал первую затяжку.
Тошнота усилилась. В горле стало сухо и противно, спазм скрутил гортань и защекотал миндалины. Джессо, с упорством пятнадцатилетнего, продолжал делать маленькие затяжки, крошечными клубками впуская в рот дым. Никотин вытеснил оставшийся после сладкого приторный вкус изо рта. Обжег легкие.
Стоит ли идти за тысячью иголками? Курил же вон, сидя на полу, оперся на диван и повернул голову так, чтобы видно было отражающие закатный свет "карандаши".
Ребра сдавило. И лучше бы от дыма, чем так.
Бьякуран как-то отстранено вспомнил, когда он в последний раз плакал, и подумал, стоит ли это делать сейчас.
Дико и неправильно.
Все.
Тысяча иголок за несдержанное обещание.
Тысяча бумажных журавликов за желание.
— Какие странные японцы.
— Просто ты слишком ленив, чтобы понять... красоту... и изящность...
— Шо-чан, ты можешь представить, что происходит с организмом человека, когда его изнутри протыкают иглами?
— ...и действенность японских традиций.
Смех.
Бьякуран поднес руку к щеке - та была влажной.
Плохо. Или хорошо?
У него есть время подумать, пока будет ждать.
Можно улыбнуться. На время.

Улыбнуться не получилось.

Время тянуло за собой черные стрелки.
Измялась ткань реальности, прогибаясь, плавясь, искажаясь недавними событиями.

В восемь вечера зазвонил телефон.
Голос сказал:
— Ваши документы оказались весьма ценны.
И другой, более тихий, мелодичный, проникающий под кожу прозрачным чужеродным дыханием с отзвуками механических помех, добавил:
— Теперь у тебя есть еще одно обещание.

@темы: гриборнова поляна, слова

---

And I don't believe you live in a library

My little bird flew away from me
She made her home in a broken tree

You're breaking branches on your way down
To someone new to throw your arms around

The next time I wake up I want to be
In a rabbit hole to the sound of you (Making coffee)

With the warm, salty sea
Its waves crashing over me

@темы: звуки

---

хтось дочитав "ГІ"

тут замовкли діти - їх вдихають люди,
що прийшли зі світу щезлої війни,
діти поміж вулиць, і у квітах діти,
і шепочуть тихо до людей вони -
спробуйте прийняти до легенів попіл:
залишить він пилу між тривких кісток,
буде докоряти смаком крові в роті,
змусить він стрибати с п'ятки на носок,
з ліжка на гвіздок, з берега в ставок,
просинатись серед ночі в рвоті
чути, як бринить сумління на високій ноті.
цок-цок.

тут замовкли люди - мають змогу дихать
розкривати ребра вчаться вони знов
діти поміж вулиць, на екрані діти,
що вмирають ляльками з театру старих змов.
діти засинають на тривких надіях
і отруйні ягоди жменями їдять
у давно вже здоланих - кимось, - уві мріях
у іржавій клітці тьмариться любов,
і багряним маревом витікає кров,
штучний вітер аромат її розвіє,
попел пам'ятатиме всі оці події
знов.

десь горить столиця полум'ям яскравим
в підземеллях пахне нездоланним злом

тут замовкли птиці - птиці наспівались.
птицям слід голівку гріти під крилом.

@темы: рифмы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я родился со стертой памятью, моя родина - где-то вдали.

@темы: звуки

---

 manoli, с Днем Рождения.
держитесь стойко на скользком жизненном пути )

@темы: прекрасности, кусок филантропа

---

типа весна, чо

ничего не имеет значения,
адресаты давно переписаны,
и горят-полыхают знамения,
развевают по воздуху истины.
высыпаюсь костями на простыни
одеяла, подушки хлопковые
небо бьет из окна тусклой просинью
сны плетутся в сюжеты хуевые.
а весна растекается травами
и дрожит под асфальтом истомою.
мы не прячемся за экранами,
но наверное все-таки стоило б.
расступаются тучи пасхальные,
из стигмат вырываются троицы;
зажигают огни поминальные -
тем, по ком зазвенит колокольница.
паутина спадает по сеточке,
рассыпаются пылью мосты

по утрам я глотаю таблеточки
и смываю кофе с плиты.

@темы: рифмы

---

Флешмоб: пять рандомных фактов.
Эстафета передается всем, кто сегодня не ходил на занятия/работу с:

1. я пью дико крепкий кофе. от этого кофе сводит внутренности и зубы, братец говорит, что он крепкий и приторный, дед говорит, что мне далеко до его мастерства. я подсадил живущих со мной в одной квартире на этот блядский крепкий кофе в три ложки со здоровенными горками и пропорцией один к двум и не собираюсь на этом останавливаться.
2. мои финансовые нестояния варьируются от транжиры до нищеброда.
3. вопреки распространенному мнению, я не зависим от интернета и сигарет. единственное, без чего мне трудно представить свою жизнь - это книги и, пожалуй, музыка. все. если уж на то пошло, я не верю в зависимости как таковые, у меня в голове не укладывается, что разумный и волевой человек не может справится с какими-то плотскими поползновениями в какую-либо сторону. меня выводят из себя пиздострадальцы, которые не могут от чего-то отказаться, оправдывая это метафорической зависимостью. они не могут, потому что не хотят. а не хотят, потому что слабы и подвержены нравящимся вещам.
4. я не люблю ковырялок. (нет, Лай, киса, это не то, о чем ты подумал) чуваков, которые с упорством крота пытаются залезть ко мне в душу я хочу ебашить лопатой. в мене буде багато часу і велике натхнення (ц)
5. у меня бывают приступы Золушки, когда дико раздражает все, что плохо, грустно или как-то не так лежит. ну, вы понимаете. тогда я начинаю мотаться по квартире, вытирать пыль, пылесосить и расставлять книги на полках по автору/алфавиту. но приступы - это дело такое... поэтому после наступления темноты в моей комнате можно проводить квесты на координацию и реакцию. пройди с наполненной кипятком чашкой и не наебнись, например.

---

Хорошо-то как, Машенька.

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

бла-бла

україномовна лють

З усіх днів, поки я просиджувала дома свої гарнесенькі штанці, цей - найогидніший. Взагалі, найбридкіше явище, що мені доводилося спостерігати - це момент, який викликає бажання задушити всих і кожного навколо тебе, момент, коли людина, з якою ти спілкуєшся, не може зізнатися в тому, що ти давно зрозумів, проковтнув, переробив і висрав. Ти вже навіть вибачив її - якщо було за що, а вона все одно вперто стоїть на своєму. І не знаєш, дивуватися чи битися головою об стіну. Агрх.
А взагалі-то, не дуже воно мені й потрібне. Просто ця дурість трахає мозок і весь час бринить на чисто емоційному фоні, відволікає і викликає небажані думки.
Залишайся зі своїми невірними висновками, дурне. Хай тобі грець.